Неточные совпадения
— Вот болван! Ты можешь представить — он меня начал пугать, точно мне пятнадцать лет! И так это глупо было, — ах, урод! Я ему говорю: «Вот что, полковник: деньги на «Красный Крест» я собирала, кому передавала их — не скажу и, кроме этого, мне
беседовать с вами не о чем». Тогда он начал: вы
человек, я —
человек, он —
человек; мы
люди, вы
люди и какую-то чепуху про тебя…
—
Беседуя с одним, она всегда заботится, чтоб другой не слышал, не знал, о чем идет речь. Она как будто боится, что
люди заговорят неискренно, в унисон друг другу, но, хотя противоречия интересуют ее, — сама она не любит возбуждать их. Может быть, она думает, что каждый
человек обладает тайной, которую он способен сообщить только девице Лидии Варавка?
Он только что кончил
беседовать с ротмистром Рущиц-Стрыйским,
человеком такого богатырского объема, что невозможно было вообразить коня, верхом на котором мог бы ездить этот огромный, тяжелый
человек.
Самгин давно не
беседовал с ним, и антипатия к этому
человеку несколько растворилась в равнодушии к нему. В этот вечер Безбедов казался смешным и жалким, было в нем даже что-то детское. Толстый, в синей блузе
с незастегнутым воротом,
с обнаженной белой пухлой шеей,
с безбородым лицом, он очень напоминал «Недоросля» в изображении бесталанного актера. В его унылой воркотне слышалось нечто капризное.
Видела одного епископа, он недавно
беседовал с царем, говорит, что царь — самый спокойный
человек в России.
За глаза Клим думал о Варавке непочтительно, даже саркастически, но,
беседуя с ним, чувствовал всегда, что
человек этот пленяет его своей неукротимой энергией и прямолинейностью ума. Он понимал, что это ум цинический, но помнил, что ведь Диоген был честный
человек.
Другой,
с которым я чаще всего
беседую, очень милый товарищ, тоже всегда ровный, никогда не выходящий из себя
человек; но его не так легко удовлетворить, как первого.
Проницательный читатель, — я объясняюсь только
с читателем: читательница слишком умна, чтобы надоедать своей догадливостью, потому я
с нею не объясняюсь, говорю это раз — навсегда; есть и между читателями немало
людей не глупых:
с этими читателями я тоже не объясняюсь; но большинство читателей, в том числе почти все литераторы и литературщики,
люди проницательные,
с которыми мне всегда приятно
беседовать, — итак, проницательный читатель говорит: я понимаю, к чему идет дело; в жизни Веры Павловны начинается новый роман; в нем будет играть роль Кирсанов; и понимаю даже больше: Кирсанов уже давно влюблен в Веру Павловну, потому-то он и перестал бывать у Лопуховых.
— Приятно
беседовать с таким
человеком, особенно, когда, услышав, что Матрена вернулась, сбегаешь на кухню, сказав, что идешь в свою спальную за носовым платком, и увидишь, что вина куплено на 12 р. 50 коп., — ведь только третью долю выпьем за обедом, — и кондитерский пирог в 1 р. 50 коп., — ну, это, можно сказать, брошенные деньги, на пирог-то! но все же останется и пирог: можно будет кумам подать вместо варенья, все же не в убыток, а в сбереженье.
Вещи, которые были для нас святыней, которые лечили наше тело и душу,
с которыми мы
беседовали и которые нам заменяли несколько друг друга в разлуке; все эти орудия, которыми мы оборонялись от
людей, от ударов рока, от самих себя, что будут они после нас?
Это были
люди умные, образованные, честные, состарившиеся и выслужившиеся «арзамасские гуси»; они умели писать по-русски, были патриоты и так усердно занимались отечественной историей, что не имели досуга заняться серьезно современностью Все они чтили незабвенную память Н. М. Карамзина, любили Жуковского, знали на память Крылова и ездили в Москве
беседовать к И. И. Дмитриеву, в его дом на Садовой, куда и я езживал к нему студентом, вооруженный романтическими предрассудками, личным знакомством
с Н. Полевым и затаенным чувством неудовольствия, что Дмитриев, будучи поэтом, — был министром юстиции.
Чужие
люди не показывались у них в доме, точно избегали зачумленного места. Раз только зашел «сладкий братец» Прасковьи Ивановны и долго о чем-то
беседовал с Галактионом. Разговор происходил приблизительно в такой форме...
Они лгут только когда торгуют или
беседуют с подозрительным и, по их мнению, опасным
человеком, но, прежде чем сказать ложь, переглядываются друг
с другом — чисто детская манера.
[Лет пять назад один важный
человек,
беседуя с поселенцами о сельском хозяйстве и давая им советы, сказал, между прочим: «Имейте в виду, что в Финляндии сеют хлеб по склонам гор».
Вечером, сидя у огня, я
беседовал с Сунцаем. Он сообщил мне, что долинка речки, где мы стали биваком, считается у удэхейцев нечистым местом, а в особенности лес в нижней части ее
с правой стороны. Здесь обиталище чорта Боко, благодаря козням которого
люди часто блуждают по лесу и не могут найти дорогу. Все удэхейцы избегают этого места, сюда никто не ходит на охоту и на ночлег останавливаются или пройдя или не доходя речки.
Перед отъездом Михалевич еще долго
беседовал с Лаврецким, пророчил ему гибель, если он не очнется, умолял его серьезно заняться бытом своих крестьян, ставил себя в пример, говоря, что он очистился в горниле бед, — и тут же несколько раз назвал себя счастливым
человеком, сравнил себя
с птицей небесной,
с лилией долины…
Варвара Павловна показывала себя большой философкой: на все у ней являлся готовый ответ, она ни над чем не колебалась, не сомневалась ни в чем; заметно было, что она много и часто
беседовала с умными
людьми разных разборов.
Лизе и в голову не приходило, что она патриотка; но ей было по душе
с русскими
людьми; русский склад ума ее радовал; она, не чинясь, по целым часам
беседовала с старостой материнского имения, когда он приезжал в город, и
беседовала с ним, как
с ровней, без всякого барского снисхождения.
Он прошел наверх к Ермошке и долго о чем-то
беседовал с ним. Ермошка и Ястребов были заведомые скупщики краденого
с Балчуговских промыслов золота. Все это знали; все об этом говорили, но никто и ничего не мог доказать: очень уж ловкие были
люди, умевшие хоронить концы. Впрочем, пьяный Ястребов — он пил запоем, — хлопнув Ермошку по плечу, каждый раз говорил...
На Новый год обнимаю вас, добрый друг; я здесь, благодарный богу и
людям за отрадную поездку. Пожмите руку Александре Семеновне, приласкайте Сашеньку. Аннушка моя благодарит ее за милый платочек. Сама скоро к ней напишет. Она меня обрадовала своею радостью при свидании. Добрые старики все приготовили к моему приезду. За что меня так балуют, скажите пожалуйста. Спешу. Обнимите наших. Скоро буду
с вами
беседовать. Не могу еще опомниться.
Все чаще по вечерам являлись незнакомые
люди, озабоченно, вполголоса
беседовали с Андреем и поздно ночью, подняв воротники, надвигая шапки низко на глаза, уходили во тьму, осторожно, бесшумно.
На этом же бале встретился со мной незнакомый молодой
человек (я в то время только что прибыл в Крутогорск), Иван Павлыч Корепанов, который держал себя как-то особняком от взрослых и преимущественно
беседовал с молодым поколением.
Под конец вечера Сережа заезжает на минутку домой,
беседует с наиболее влиятельными гостями на тему que tout est a refaire, и когда старички уезжают, он опять исчезает в клуб, оставляя жену коротать остатки вечера в обществе молодых
людей.
Признаюсь, я никогда не мог читать без глубокого волнения газетных известий о том, что в такую-то, дескать, деревню явились неизвестные
люди и начали
с мужичками
беседовать, но мужички, не теряя золотого времени, прикрутили им к лопаткам руки и отправили к становому приставу.
— Что ж особенного? Был и
беседовал, — отвечал Калинович коротко, но, заметив, что Настенька, почти не ответившая на его поклон, сидит надувшись, стал, в досаду ей, хвалить князя и заключил тем, что он очень рад знакомству
с ним, потому что это решительно отрадный
человек в провинции.
Беседуя с молодыми
людьми, Миропа Дмитриевна заметно старалась им нравиться и, между прочим, постоянно высказывала такого рода правило, чтобы богатые девушки или вдовы
с состоянием непременно выходили за бедных молодых
людей, какое ее мнение было очень на руку офицерам карабинерного полка, так как все почти они не были наделены благами фортуны;
с другой стороны, Миропа Дмитриевна полагала, что и богатые молодые
люди должны жениться на бедных невестах.
— Я сейчас
беседовал и даже спорил
с ним! — объяснил капитан. — Чудак он, должно быть, величайший; когда говорит, так наслажденье его слушать, сейчас видно, что философ и ученейший
человек, а по манерам какой-то прыгунчик.
Родившись и воспитавшись в чистоплотной немецкой семье и сама затем в высшей степени чистоплотно жившая в обоих замужествах, gnadige Frau чувствовала невыносимое отвращение и страх к тараканам, которых, к ужасу своему, увидала в избе Ивана Дорофеева многое множество, а потому нетерпеливо желала поскорее уехать; но доктор, в силу изречения, что блажен
человек, иже и скоты милует, не торопился, жалея лошадей, и стал
беседовать с Иваном Дорофеевым, от которого непременно потребовал, чтобы тот сел.
Есть
люди,
с которыми можно
беседовать только сообща, чтоб товарищ товарищу помогал.
Он довольно охотно ездил в Головлево, особливо
с тех пор, как вышел в офицеры, но не потому, чтобы находил удовольствие
беседовать с отцом, а просто потому, что всякого
человека, не отдавшего себе никакого отчета в жизненных целях, как-то инстинктивно тянет в свое место.
Напряженно торжественные поместились Передонов на диване, Володин в кресле. Надежда
с удивлением смотрела на гостей. Гости
беседовали о погоде и о новостях
с видом
людей, пришедших по щекотливому делу и не знающих, как приступить к нему. Наконец Передонов откашлялся и сказал...
Стали выходить из церкви. Сельский учитель Мачигин, простоватый молодой
человек, подстал к девицам, улыбался и бойко
беседовал. Передонов подумал, что неприлично ему при будущем инспекторе так вольно держаться. На Мачигине была соломенная шляпа. Но Передонов вспомнил, что как-то летом за городом он видел его в форменной фуражке
с кокардою. Передонов решил пожаловаться. Кстати, инспектор Богданов был тут же. Передонов подошел к нему и сказал...
Вокруг чайного стола сидели гости: Грушина, — она же теперь ежеденничала у Варвары, — Володин, Преполовенская, ее муж, Константин Петрович, высокий
человек лет под сорок, матово-бледный, черноволосый и необычайно молчаливый. Варвара принарядилась, — надела белое платье. Пили чай,
беседовали. Варвару, как всегда, беспокоило, что Передонов долго не возвращался. Володин
с веселым блеющим хохотом рассказал, что Передонов пошел куда-то
с Рутиловым. Это увеличило Варварино беспокойство.
Кожемякину всё более нравилось
беседовать с этим
человеком. Он чувствовал себя стоящим в уровень
с кривым, не ниже его. Недоверие к Тиунову не исчезало, но отстранялось возрастающим интересом к его речам.
До этого дня мальчик почти никогда не
беседовал с ним так хорошо, и теперь у него сразу возникло желание спросить большого рыжего
человека о множестве вещей. Между прочим, ему казалось, что отец неверно объяснил появление огня — уж очень просто!
Время шло, и снова возникла скука, хотелось идти в
люди,
беседовать с ними. Он пробовал разговаривать
с Шакиром, — татарин слушал его рассказы о Тиунове, о городе, молча вздыхал, и выцветшие, начинавшие слезиться глаза его опускались.
Его вообще и всегда обижало её внимание к простым
людям; она как будто отдавала им нечто такое, что ему было более нужно, чем этим
людям, и на что он имел право большее, чем они. Вот теперь явился этот тонконогий Алексей, и она целыми вечерами
беседует с ним зачем?
— Мужик — умный, — сказал Никон, усмехаясь. — Забавно мы
с ним
беседуем иной раз: он мне — хорошая, говорит, у тебя душа, а
человек ты никуда не годный! А я ему — хороший ты
человек, а души у тебя вовсе нет, одни руки везде, пар шестнадцать! Смеётся он. Мужик надёжный, на пустяки себя не разобьёт и за малость не продаст ни себя, ни другого. Ежели бы он Христа продавал — ограбил бы покупателей, прямо бы и сразу по миру пустил.
А пред ним всплывали смутно картины иной возможной жизни: вот он сидит в семье своих окуровских
людей, спокойно и солидно
беседуя о разных делах, и все слушают его
с почтительным вниманием.
Я, слава богу, перестал соображаться
с понятиями, воззрениями, привычками
человека,
с которым
беседую.
— Очень вам благодарен, — перебил его Потугин, вставая и раскланиваясь, — но я уже так-таки многонько
беседовал с вами, то есть, собственно, говорил я один, а вы, вероятно, сами по себе заметили, что
человеку всегда как-то совестно и неловко становится, когда он много наговорит — один. Особенно так,
с первого раза: вот, мол, я каков, посмотри! До приятного свиданья… А я, повторяю, очень рад моему знакомству
с вами.
Вестимо,
Знай про себя. Ты
человек разумный:
Всегда
с тобой
беседовать я рад,
И если что меня подчас тревожит,
Не вытерплю, чтоб не сказать тебе.
К тому ж твой мед да бархатное пиво
Сегодня так язык мне развязали…
Прощай же, князь.
А в буфете клуба его встретил веселый Ухтищев. Он, стоя около двери,
беседовал с каким-то толстым и усатым
человеком, но, увидав Гордеева, пошел к нему навстречу, улыбаясь и говоря...
Граф начал повторять свои визиты чаще, а потом мало-помалу обратил их в дружеские посещения запросто: княгине это еще более нравилось. Любя в сношениях
с людьми простоту, она находила удовольствие
беседовать с графом, который был толковит, определителен, не страдал ни мистицизмом, ни материализмом и держал себя
с достоинством.
Видаясь
с Жуквичем каждодневно и
беседуя с ним по целым вечерам, Елена догадывалась, что он был
человек лукавый,
с характером твердым, закаленным, и при этом она полагала, что он вовсе не такой маленький деятель польского дела, как говорил о себе; об этом Елена заключала из нескольких фраз, которые вырвались у Жуквича, — фраз о его дружественном знакомстве
с принцем Наполеоном […принц Наполеон (1856—1879) — сын императора Франции Наполеона III.], об его разговоре
с турецким султаном […
с турецким султаном.
Тюменев был
человек, по наружности, по крайней мере, чрезвычайно сухой и черствый — «прямолинейный», как называл его обыкновенно Бегушев, — и единственным нежным чувством сего государственного сановника до последнего времени можно было считать его дружбу к Бегушеву, который мог ему говорить всякие оскорбления и причинять беспокойства; видаться и
беседовать с Бегушевым было наслаждением для Тюменева, и он, несмотря на свое большое самолюбие, прямо высказывал, что считает его решительно умнее себя.
Между прочим я писал ей: «Мне нередко приходилось
беседовать со стариками актерами, благороднейшими
людьми, дарившими меня своим расположением; из разговоров
с ними я мог понять, что их деятельностью руководят не столько их собственный разум и свобода, сколько мода и настроение общества; лучшим из них приходилось на своем веку играть и в трагедии, и в оперетке, и в парижских фарсах, и в феериях, и всегда одинаково им казалось, что они шли по прямому пути и приносили пользу.
Студенческие грехи досаждают мне часто, но эта досада ничто в сравнении
с тою радостью, какую я испытываю уже тридцать лет, когда
беседую с учениками, читаю им, приглядываюсь к их отношениям и сравниваю их
с людьми не их круга.
Батюшка уже был извещен о предстоящей перемене и как раз в эту минуту
беседовал об этом деле
с матушкой. Оба не знали за собой никакой вины и потому не только не сомневались, подобно мне, но прямо радовались, что и у нас на селе заведется свой jeune home [Молодой
человек (фр.)]. Так что когда я после первых приветствий неожиданно нарисовал перед ними образ станового пристава в том виде, в каком он сложился на основании моих дореформенных воспоминаний, то они даже удивились.
Долго, до полуночи,
беседовал он, видимо, желая сразу прочно поставить меня рядом
с собою. Впервые мне было так серьезно хорошо
с человеком. После попытки самоубийства мое отношение к себе сильно понизилось, я чувствовал себя ничтожным, виноватым пред кем-то, и мне было стыдно жить. Ромась, должно быть, понимал это и, человечно, просто открыв предо мною дверь в свою жизнь, — выпрямил меня. Незабвенный день.